В.У. Игра в пипирку

[Sarikov]

ИГРА В ПИПИРКУ

       Так забавно писать эти строки, вспоминать прежнюю жизнь со всеми ее дозволенными и недозволенными шалостями в то время, когда мне скоро исполнится пятьдесят и с высоты возраста я могу позволить абсолютно все.
       И хотя я знаю, что рассказанное мною осудит практически любой, поскольку история моего детства идет вразрез с общепринятыми нормами, я все-таки решился на это.
       Потому что – кто бы и что бы ни сказал – даже вспоминать о том приятно.
       И только я знаю, насколько приятно было все на самом деле.

1

       Родился я, как следует из первых строчек, в одна тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Точнее, родились мы. Поскольку несколькими минутами позже на свет появилась моя сестра.
       О том предупреждали врачи, но родители ждали двойняшек. Правда, и нам тоже не слишком огорчились, и назвали нас одинаковыми инициалами: сестру Ольгой, меня Олегом. Не знаю, зачем это понадобилось, но мне мое имя нравилось. Сестре, кажется, тоже.
       Мы жили – то есть родились – в большой квартире, где всем хватало места. Жилище досталось от дедушки, маминого отца, который был директором большого военного завода. Дедушку я помню плохо, он умер вскоре после нашего рождения. Но жили мы на просторе и в достатке.
       Но тем не менее маленькими нас определили в одну комнату, которую называли детской – так взрослым было удобнее в нами возиться
       Мы родились одновременно, нас возили в одной большой коляске, и даже спали мы сначала – для маминого удобства - в одной кроватке, пока помещались поперек. Потом, конечно, в детской появилась вторая кроватка. Но тем не менее практически все время мы проводили вместе и вдвоем.
       Вот это самое главное, что я хочу отметить, описывая первоначальные детали. Мы вместе возникли в утробе, вместе появились на свет и вместе обитали с самого момента рождения.

2

       В нынешнее время проблеме воспроизводства – то есть, попросту говоря, сексу – отводится чрезмерное внимание.
       Тогда же, на смутной границе шестидесятых, таких вопросов никто не затрагивал, само слово «секс» считалось буржуазным и неприличным, полового воспитания не существовало, и при некотором сложении обстоятельств иные доживали до седых волос, оставаясь в уверенности, что детей находят в капусте. Ну насчет капусты я, конечно, слегка загнул, но то, что совокупление допустимо моралью только для рождения детей, это было бесспорным.
       Но я слегка отвлекся. Хотя намеревался подчеркнуть лишь то, что половым воспитанием детей родители не занимались и оно шло само собой. У кого как: кто-то учился у старших, кого-то учила улица.
       Я оказался в принципиально иной ситуации: в моем распоряжении сразу оказалось существо противоположного пола, моя сестра Оля.
       Я не зря написал «в моем распоряжении», ведь мы всерьез считали друг друга взаимной собственностью, да так оно и было.
       Известно, что дети, начиная видеть мир, в определенный момент познают самих себя. И неизбежно проходят этап интереса к половым органам, назначение которых абсолютно не понятно. Но у большинства этот интерес оказывается кратковременным и проходит, чтобы вернуться в возрасте созревания. У меня – точнее, у нас – все сложилось иначе.
       Как я уже сказал, мы жили в просторной квартире. Ни в ясли, ни в детский сад мы не ходили. Родители работали, за домом присматривала бабушка.
       Поскольку мы с Олей были спокойными детьми, никогда не дрались и даже не ссорились, ничего не ломали, не пытались разбить окно или сунуть гвоздь в розетку, без слез кушали и даже ложились днем спать, то бабушка обращала на нас мало внимания. Мы тихо обитали в своей просторной детской, а она копошилась по дому: прибиралась, шила, готовила.
       А к нам заходила редко. Мы с Олей сразу слышали ее приближение. А поскольку родились не дураками и быстро поняли, что можно, а что нельзя с взрослой точки зрения, то за те несколько секунд, что бабушка к нам шла, всегда успевали скрыть любые следы.
       Так вот теперь, наконец, я могу приступить к теме моего рассказа.

3

       Как я отметил, период интереса к строению тела бывает у всех детей. Но у нас он начался с удвоенной силой.
       Мы с Олей, хоть и родились не двойняшками, но были очень похожи друг на друга. Одинаковые вьющиеся светлые, почти золотистые волосы. Одинаковые серые глаза. И даже лица, похожие как две капли воды. Стоит отметить, что сходство сохранилось и сейчас. Лица оказались усредненными. У меня черты мягкие, лишенные мужской резкости. А Олино лицо, наоборот, чуть более жесткое, чем бывает у женщин.
       Ну а в детстве одетыми нас все принимали за двойняшек. Различались мы лишь в голом виде. Или в полуголом: Оля как девочка имела более крупные соски.
       Ну а в голом различие нас шокировало. Родители ничего не объясняли, просто сказали однажды, что мальчики и девочки устроены по-разному. Но мы, разумеется, проявляли повышенный интерес к интимным частям друг друга. Пытаясь понять, почему мы так отличаемся.
       Сначала удивляло, почему мне дана писка – так по терминологии мамы именовался мой бело-розовый стручок - а Оле не дана ? Только лишь для того, чтобы я мог пИсать стоя, а Оля нет и потому вынуждена была носить платья, а не штанишки, ведь попИсать, присев и спустив трусики под платьицем, ей оказывалось куда удобнее, нежели в штанишках?
       Мы ничего не спрашивали: нам внушили, что неприлично вслух говорить о том, что хочешь писать или какать. И уже своим умом мы догадались, что неприличны и части тела, имеющие отношение к этим процессам.
       Правда, исследуя органы сестры, я обнаружил у нее между ног еще одну дырочку, которая располагалась между маленьким отверстием, служившим для писания, и точно такой же, как у меня, попой. Назначение ее было непонятным, но поскольку она находилась между неприличными отверстиями, у мамы мы ничего не спросили.
       Разумеется, мы исследовали ее, как свойственно детям: найдя отверстие, нужно туда что-нибудь засунуть. Мы не стали экспериментировать с мелкими предметами: у нас уже имелся опыт, когда Оля затолкала себе в нос горошину, которую потом вынимали страшными щипцами в поликлинике. Совать карандаш я тоже не решился: все-таки Олино строение казалось слишком нежным. Я просто сунул туда палец. Мизинец вошел легко, но от указательного сестра пискнула и сказала, что ей больно. Приглядевшись, я заметил, что отверстие затянуто по краю тонкой кожицей, не пропускавшей более толстый палец.
       Не поняв назначения, я показал отверстие Оле с помощью зеркальца. Потом – помню как сейчас – взял ее ручку и помог ей ввести свой пальчик. Оля счастливо смеялась, это было в новинку обоим. Неизвестность нас не волновала: вокруг встречалось много вещей, которые оставались неясными.
       Даже у меня имелся совершенно ненужный «шарик» - так Оля именовала мою маленькую розовую, еще не разделившуюся мошонку – от которого не было никакой пользы. Более того, шарик приносил неудобства: в жару он начинал преть и мама посыпала меня присыпкой.
       Так и назначение нового Олиного органа мы оставили до будущих времен.
       Но я часто замечал, что она запускает пальчик себе между ног и ковыряется там, как в носу, и на лице ее в это время появлялось сосредоточенное и немного странное выражение.
       Я до сих пор не знаю, способна ли девочка мастурбировать в четыре года. Вряд ли, конечно, в таком возрасте возможно сексуальное удовольствие. Но я где-то читал, что даже очень маленькие дети любят теребить себе половые органы – значит что-то приятное том есть.
       Сам я ничего не чувствовал и думал, что Оля действует из любопытства.

4

       Я не знаю наших предков с отцовской стороны – возможно, там затесалась какая-то горячая кровь. Потому что в нас с Олей с рождения присутствовала явно излишняя доля развратной извращенности. Точнее, определенная гиперсексуальность.
       Проявилось она в том, что период взаимного интереса к половым органам у нас не угас. Мы без устали исследовали друг друга. В возрасте четырех лет я обладал полным набором знаний об устройстве наружных женских половых органов. Равно как Оля – мужских.
       Игра с этими органами превратилась для нас в постоянное занятие. Стоило нам остаться одним, как мы бросали обычные – разрешенные – игрушки и хватались за интимные части.
       Чего мы только ни придумывали – редкий извращенец найдет столько способов развлечения, какие использовали мы, благопристойные брат и сестра. Самым приличным было хождение моей писки в гости к Олиным куклам. Оля навязывала бантики на мой «шарик», на писке рисовала глаза и рот акварельным красками. Писка «садилась» за стол и вела разговоры.
       Почему мы играли именно половыми органами, а не чем-то иным?
       Я до сих пор не могу дать себе ответа на этот важный вопрос.
       Правда, как я уже сказал, Оля любила теребить свою дырочку. Моя же писка была бесчувственной и не отзывалась на бесконечную возню с нею.
       Но тем не менее это увлечение послужило основой всего последующего.

[Sarikov]

5

       Произошло это летом шестьдесят пятого, в Крыму.
       Благодаря обеспеченности, вся наша семья каждое лето ездила на море. Причем, разумеется, не «дикарями» - сейчас и слово такое забыто ! - а в хороший дом отдыха. Всегда в один и тот же, большой и наверняка дорогой. С ухоженной территорией и отличным песчаным пляжем.
       Где имелись все удобства, включая специально огороженный детский участок моря, где глубина не превышала полуметра – своего рода «лягушатник» в естественной воде. Куда родители отпускали нас спокойно.
       Мы с Олей проводили там целые дни. Около «лягушатника» проходил забор, огораживающий наш пляж, вдоль него росли кусты с жесткими зелеными листьями, где можно было укрыться от солнца.
       Родители видели нас и не беспокоились, что мы утонем. Но не могли точно разглядеть, чем мы занимаемся. А занимались мы любимым делом: игрой с половыми органами. Чем еще стоило заняться в обстановке, когда дети и ходили в одних трусиках, а маленькие вовсе голышом?
       Все наши игры так или иначе сводились к мочеиспусканию: иного назначения заветных частей тела мы не знали. Самой любимой считалась игра в «фонтан».
       Суть заключалась в том, что я голый ложился на спину, держа писку вертикально. Оля засыпала меня песком, возводя на животе сооружение, копирующее многочисленные фонтаны территории. Обычно она делала площадку и круглую чашу из мокрого песка. Из середины торчал, еле заметный, кончик моей писки. В процессе сооружения фонтана Оля иногда ее нечаянно засыпала, тогда она разгребала песок и очищала мне головку.
       Писка моя еще не стала половым членом – то есть еще не твердела. Но все-таки когда Оля возилась слишком долго, переделывая чашу фонтана, я ощущал в ней некоторое томление.
       Когда сооружение было готово, Оля командовала:
- Фонтан, лейся.
Я напрягался – осторожно, чтоб движением живота не обрушить песочное
сооружение – и выбрасывал в воздух вертикальную струйку мочи. Оля смеялась и хлопала в ладоши. И я даже наловчился писать порциями.
       В тот день мы тоже играли в «фонтан». Я приготовился как следует: через силу выпил целую бутылку лимонаду и страшно хотел писать. И теперь мужественно терпел, пока Оля закончит работу. А сестра размахнулась: построила на моем животе кусочек парка с усыпанной мелкими камешками дорожкой и кустами из листиков. Чашу фонтана она отделала камешками, чередующимися с ракушками. Я лежал и, напрягая шею, смотрел на чудесное сооружение, и честное слово, мне было жаль, что когда я встану, все снова обратится в то, из чего сделано: песок, камни и обломки ракушек.
       Оля поправила камешек, очистила мне головку и присела. Ей, наверное, хотелось запомнить красоту. Ведь часто фонтан рассыпался от первой струи. Вот так мы замерли на несколько мгновений, погруженные лишь в себя.
       Когда сверху раздался голос:
- Что это вы делаете?
Я повернул голову и увидел девочку.
Обычную рыжую веснушчатую девочку в синих трусиках.
       
6

       Вспоминая тот решающий момент, я понимаю, что девочка была старше:
соски ее, такого же размера, как у Оли, уже выступали на бугорках. Тогда я, конечно, не придал этому значения, но образ девочки впечатался в зрительную память, и до сих пор, закрыв глаза, вижу плотное веснушчатое тело и наметившиеся холмики будущих грудей.
       Сейчас пошла мода превращать детей в маленьких взрослых: на пляже
можно увидеть девочку, которая не умеет говорить, но носит купальный костюм из двух предметов. В те времена трусики служили на пляже до неопределенного возраста. Никого не шокировала отсутствием лифчика девочка лет четырнадцати, чьи грудки подпрыгивали на каждом шагу.
       Но, впрочем, это уже опять детали, привнесенные взрослой памятью.
       А тогда мы испугались: будучи умными не по годам, мы с Олей знали,
что игра с органами, которые даже на пляже прячут в трусы, мягко говоря, не будет одобрена взрослыми. Но увидев, что интересуется нами всего лишь девочка постарше нас – последнее мы поняли по ее росту – мы успокоились.
       И Оля ответила совершенно ясным голоском:
- Фонтан.
- Фонтан ?! – изумилась девочка и присела на корточки, разглядывая
сооружение. – Это просто замок. Из фонтана должна водичка бежать.
- Покажи, - сказала Оля.
Я умело пустил струйку. Довольно высокую. Она взлетела со дна чаши,
повисла и упала вниз, распавшись на мелкие, сверкающие янтарные капли.
- Здорово, - сказала незнакомая девочка. – А еще можешь?
Я пустил струю еще. Потом еще и еще – лимонад пошел впрок.
Девочка смотрела, как завороженная. Впрочем, странного в том не было: не
думаю, что многие дети могли изобрести такую изощренную игру.
- Это ты так писаешь ? – догадалась наконец она.
- Ага, - ответил я и пустил еще одну струю.
- Вы кто ? – без перехода спросила девочка.
- Я Оля, - сказала сестра.
- Я Олег, - добавил я.
- Мы близнецы, - продолжила Оля.
- Но не двойняшки, - уточнил я.
- А я Марина, - подытожила рыжая девочка. – Вам сколько лет?
- Много, - вздохнула Оля. – Уже шесть.
- На будущий год в школу пойдем, - гордо сказал я.
- Я уже в третий перешла, - с оттенком превосходства бросила Марина.
       И тут же задала следующий вопрос:
- А вы пихаться не пробовали ?
- Чего не пробовали ? – переспросил я.
- Пихаться.
- Нет, не пробовали, – не вникая, ответила Оля. – А что это такое ?
- Пошли покажу, – предложила Марина. – Только здесь нельзя.
- А где можно ? – сестра любила точность во всем.
- На диком пляже. Если там никого нет.
- А если кто-то есть ?
- Значит, найдем место, где никого нет, – спокойно разъяснила Марина.
- Пошли, - согласилась Оля.
- Пошли, - кивнул я, обрушивая с себя еще пригодный к игре фонтан.

7

       Здесь я вынужден сделать маленькое языковое отступление.
       Глагол «пихаться», которым рыжая Марина обозначила заинтриговавшее
нас действие, я вставил с потолка. Поскольку сейчас уже не помню, как выразилась девочка. Не помню потому, что ни я, ни Оля не поняли произнесенного слова, хотя нас это ничуть не удивило: мир нес море новых слов, и мы догадывались, что девочка, которая старше нас на целых три года, знает много не известного нам.
       Тем более, потом мы придумали для обозначения свой термин.
       Я вставил «пихаться», поскольку нужно что-то написать, а вспомнить
слово, употреблявшегося тогда для обозначения совокупления, я не могу.
       Ведь этот процесс, обозначаемый традиционно матерным выражением и
считавшийся при советской власти неприличным, обозначался эвфемизмами разной степени нормативности. Я помню теперь, что в обиходе по очереди были слова пихаться, переться, сношаться… да, еще пороться и пипириться – они меняли друг друга быстро, пока под натиском американских фильмов действие не стало обозначаться словом «трахаться».
       Да и официально принятые термины тоже менялись: совершать соитие,
совокупляться, совершать половой акт, заниматься любовью – это сладенькое понятие существовало долго. Элементарное «заниматься сексом» вошло лишь с падением коммунистического режима, поскольку слово «секс» считалось неприемлемым в лексиконе советского человека.
       Но об этом можно говорить и говорить, а тогда мы не поняли слова,
сказанного Мариной. И я пишу «пихаться», чтоб продолжить рассказ.

[Sarikov]

8

       Приведя себя в порядок – то есть натянув трусики, которые лежали на
песке – мы последовали за Мариной.
       Которая ловко пролезла под кусты, таща нас за собой. Почти не
поцарапавшись, мы проникли к забору, сложенному из кирпича. За кустами обнаружилась натоптанная тропинка. Марина вела нас вперед, пока не нашла заделанный досками пролом. Эта девочка знала толк в тайных делах, она сдвинула в сторону неподъемные доски, болтающиеся на верхних гвоздях и протащила нас на другую сторону забора.
       Местность там оказалась такой, будто мы попали на другую планету.
Пляжа как такового не имелось; берег был покрыт камнями с редкими островками намытого морем песка. Кусты, которые с нашей стороны росли вдоль забора, торчали здесь где попало. А море было загромождено камнями – в воде блестели их крутые спины. И еще чем-то отвратительно воняло.
       Я был поражен: я впервые встретился с реалией жизни. Ведь до сих пор я
знал лишь нашу уютную квартиру, ухоженный двор, ухоженный пляж. А тут дикая, не отгороженная забором жизнь окружила нас. Мне стало страшновато. Но жгучий интерес к тому, что хочет показать Марина, возрос.
       Девочка огляделась. Где-то далеко виднелись люди, но у забора росло
несколько очень больших кустов, около них образовалась приличная полянка из песка. Мы пошли туда, и сразу стало ясным, что отсюда нас не видно.
       Марина, не моргнув глазом, сняла трусы и повесила их на куст. Оля,
сделала то же самое. За ними последовал я. Моя писка была вся в песке.
- У тебя… встает уже ? – спросила Марина у меня.
Слово, произнесенное ею, было коротким и совершено непонятным.
- Что встает ? – переспросил я.
- Что-что… Пипирка у тебя встает?
- Пипирка ? – переспросила Оля.
- Ой, какие вы оба глупые… Ну чем он писает?
- Писка !!! – хором воскликнули мы.
- Ну да. Только она не писка называется, а пипирка. Поняли ? Пи-пир-ка.
Слов для обозначения половых органов тоже существовало множество;
Марина, видимо приехала из города, где мужской именовался пипиркой.
Оле слово понравилось. Она повторила его несколько раз, на разные лады:
- Пипирка. Пипирка… Пипирка !
На самом деле у нее получалось «пипийка», поскольку мы оба тогда слегка
картавили, но Марина не стала придираться.
- Так стоит у тебя пипирка или еще нет ? – допытывалась она.
- А что такое стоит ? – вопросом на вопрос ответил я.
- Узнаешь, - коротко ответила Марина. – Иди, от песка ее отмой.
Я не знал, зачем нужно отмывать пипирку, если мы все равно собирались
купаться. Но послушно выполоскал свой маленький стручок у берега.
- Ну-ка дай, - сказала Марина.
И крепко ухватила меня. Одной рукой держа у корня, она потянула кончик
вниз. Я знал, что наружная кожа сдвигается, и Оля знала, но мы боялись сдвигать слишком сильно – казалось, что тонкая кожа может лопнуть.
- Порвешь мне ! – пискнул я.
- Не порву, не бойся, - как взрослая, ответила девочка.
С оттянутой до предела кожей моя пипирка – теперь я даже в мыслях стал
именовать орган именно так – выглядела незнакомой. Головка, которой я писал и которая высовывалась из трубочки лишь чуть-чуть, сейчас торчала, как розовая виноградина, отделенная от стерженька какими-то перехватами. Выглядело страшновато, но любопытно. Оля даже встала на четвереньки.
       А рыжая совратительница наклонилась к моей обнаженной пипирке и… забрала ее в рот. Прошлась влажными губами вверх-вниз, потом высунула остренький язычок и стала быстро тыкать им куда-то снизу головки. Потом снова прошлась губами. Затем втянула мою пипирку, как соску. Потом повторила все сначала.. При этом одной рукой сдвигала мне кожу, помогая губам, а второй нещадно – почти до боли – мяла мне тот розовый шарик непонятного предназначения, что болтался внизу и мешал мне жить.
       Оля смотрела завороженно. А я почувствовал нетчо похожее на запоздалое удивление: ведь несмотря на то, что мы привыкли тащить в рот любой предмет, при всей свой изощренности игр с половыми органами не догадались, что их тоже можно лизать и сосать.
       Тем более, что манипуляции Марины неожиданным образом отозвались в моем теле: пипирка моя вдруг начала твердеть и увеличиваться.
       Я знаю, мне не поверит никто из читающих. Поскольку медицина не подтвердит, что в шесть лет половой орган мальчика может прийти в рабочее состояние. Можете верить, можете нет. Медицина, наверное, права, поскольку приятных ощущений я не испытал. Но пипирка затвердела, превратясь в настоящий – хоть меньше женского мизинца – половой член.
- Встала ! – наконец удовлетворенно сказала Марина.
 Пипирка же окаменела, поднялась и прижалась к животу.
- Ты что наделала, как я теперь писать буду ?! – вскинулся я.
- Да не бойся, это пройдет, - со снисходительной усмешкой знающего
ответила рыжая девочка. – А теперь ты мне писю лижи.
И откинувшись на спину, разведя ноги.
Просьба не показалась странной. Сосали мне, теперь просят полизать меня. Я только спросил:
- Как ?
- Языком. Снизу вверх.
Я с усердием приступил к делу. Успев отметить две детали. Во-первых,
тайное место Марины отличалась от Олиного. У сестры оно представляло нечто вроде разрезанного пирожка. В складке которого прятались два отверстия. У Марины же еще торчали какие-то лепестки. Разумеется, я не знал, что у девочки начали расти малые губы – просто подумал, что она устроена иначе.
       А во-вторых, хотя я никогда не приближал лицо к Олиным органам, но сразу понял, что Марина пахнет иначе. Более остро, и… более приятно.
       Я лизал, а Марина выгибалась, хватая себя руками за разные места. Теперь я понимаю, что она кому-то подражала, хотя ничего не чувствовала.
- Ну ладно, хватит, - вдруг сказала она и поднялась. – Ложись на спину.
- Зачем ? – удивился я.
- Пихаться будем, - коротко пояснила Марина.
- А как ?
- Пипирку свою держи вверх и увидишь.
Она встала надо мной, потом согнула ноги и ловко заправила куда-то мою
красную виноградинку. И запрыгала вверх-вниз, имитируя половой акт.
- Титьки мне пожми ! – приказала девочка.
Марина казалась почти взрослой, и наличие у нее «титек», характерных
лишь тетенькам, не вызвало сомнения. Но я спросил:
- Зачем ?
- Так положено, - отрубила Марина.
Протянув руки я потискал едва неощутимые припухлости.
- Теперь поцелуй их, - продолжала девочка, складываясь пополам и тыча
в лицо то, что она называла «титьками».
       Я послушно чмокнул ее соски.
- Да не так ! Соси и жуй.
Я сделал как надо.
- А теперь вот так давай, - сказала Марина, спрыгнув с меня.
Опрокинулась на спину и, повалив на себя, сама ввела мою пипирку.
- Что ты на мне лежишь ? – через секунду строго спросила она.
- А что делать надо ?
- Пипиркой водить.
- А… как?
- Как будто хочешь то глубже засунуть, то вытащить. Но не вытаскивай.
Я совершил несколько движений уже в миссионерской позе.
- Теперь меня поцелуй ! – продолжала командовать рыжая девочка.
Я чмокнул ее пухленькие губки.
- Да не так ! – она опять осталась недовольна. – А вот так !
И больно укусила меня за губу.
- Ты что кусаешься ? – обиженно воскликнул я.
- Я не кусаюсь. Так взрослые целуются, – авторитетно заявила Марина.
Еще через несколько секунд она стояла на четвереньках, а я толкался,
пристроившись сзади. Эта поза понравилась мне больше всего: на меня не давил вес Марины и мне не приходилось всем телом дергаться на ней.
Таким образом за пару минут рыжая Марина полностью развратила меня,
показав основные приемы и даже позы нормального секса.
       Как сказал бы классик, это был не секс, а механический половой акт. Точнее, натурная имитация такового.
       Потому что я ничего не чувствовал во время упражнений. А Марина кого-то старательно имитировала.

9

       Опять отвлекаясь, скажу, что нам с Олей в голову не пришло усомниться,
в самом главном: целесообразности показанных упражнений.
       Мы не могли догадаться, что все это касается самой тайной, самой
запретной и самой непонятной для того времени сферы человеческой жизни.
       Но Марина была старше нас – этим для нас все объяснялось.
       Потом я понял – Марина хоть раз кое-как совокупилась с пацаном
постарше. Но где она могла увидеть в разнообразии все, что имитировала ?
       Сегодня, конечно, даже дети могут тайком выйти на порносайт и все
увидеть, хотя ничего не понять. В те времена порнография была запрещена: даже за хранение ее имелась статья.
       Скорее всего, Марине довелось уже в сознательном возрасте пожить в
одной комнате с родителями. Которые занимались сексом, уверенные, что ребенок спит. А ребенок наблюдал и запоминал.
А потом нашелся маленький поганец, который дефлорировал ее и в девять
лет формально сделал женщиной.
       Хотя, с другой стороны, поганцем того парня называть не стоит. Ведь тогда «поганкой» следует назвать и Марину, развратившую нас с Олей. Но мне так говорить не хочется до сих пор. Как, наверное, и сестре.

10

- А теперь ты должен в меня написить, - вдруг сказала Марина.
       Видимо, развративший ее пацан уже мог выбрасывать сперму. Только вряд ли знал, для чего это происходит и чем грозит.
- Как… написить ? – ошалело переспросил я.
- Просто. Как все мальчишки делают.
- А зачем ? – спросила Оля, которая все это время наблюдала молча.
- Правда, зачем ? – поддержал я.
- Не знаю, - Марина пожала плечами. – Все взрослые так делают.
       Такой исчерпывающий ответ нас с сестрой полностью удовлетворил.
- Так ты будешь в меня писить, или нет ? – капризно напомнила Марина.
– Я уже устала на карачках стоять.
- Буду, - ответил я. – Сейчас написаю…
Я напрягся и в самом деле попытался написать в Марину. Но этого не
получилось: пипирка отказывалась выполнять функции в твердом состоянии.
- Нет, не получается, - сказал я, потужившись. – Не писается.
- Тогда хватит, - отрубила Марина.
И, вытолкнув меня, села на песок. Весьма довольная собою.
- Я тоже хочу… пихаться, - твердо заявила Оля.
- Проще простого, - сказала девочка. – Покажи-ка писю свою.
Оля послушно развела ноги.
- Ты не пихалась, у тебя пленка не порвана, - сделала вывод Марина.
- Какая пленка ? – почти испуганно спросила сестра.
- Да, есть такая, - небрежно отмахнулась девочка.
- А она порваться должна ?
- В первый раз, - безапелляционно заявила Марина.
- Больно…- задумчиво сказала Оля.
- Не очень, - рыжая девочка поморщилась. – Пощиплет и кровь пойдет
чуть-чуть. Через три дня заживет.
- Заживет ? – недоверчиво переспросила сестра.
- Ты хочешь пихаться, или нет ? – сурово спросила Марина.
- Хочу…
- Потерпи значит. Мне тоже первый раз больно стало. А теперь нет.
- Ну ладно, - согласилась Оля. – Буду пихаться.
- Тогда соси ему пипирку, - приказала Марина. – А то она уже опала.
       Оля принялась сосать, лизать и просто дергать. Она, конечно, уступала Марине, но мой орган все-таки опять встал.
- Теперь обслюни ему пипирку посильнее, - скомандовала наставница.
- А… зачем? – поинтересовалась сестра.
- Затем, что посуху не войдет.
       Сестра старательно набрала слюны и спустила на мою писку. Она стекала, блестя и пузырясь. Я лег на спину.
- Не так, - сказала Марина. – В первый раз лучше когда она лежит.
Оля развела ноги. Я медлил, чего-то испугавшись в последний момент.
- Давай, засовывай, - торопила рыжая.
Я приблизил к дырочке розовую головку и остановился.
- Малышня, ничего не можете, - сварливо сказала Марина.
И схватив меня за пипирку, одним движением втолкнула ее в Олю.
Я почувствовал, будто протыкаю нечто, похожее на тонкую бумагу.
- О-ой ! – крикнула сестра. – Больно !
- Я говорила, потерпи. А ты просовывай глубже. По самые яйца давай.
- Где яйца ? – оглянулся я.
- Не где а у кого. У тебя под пипиркой что висит?
- Шарик…- жалобно пропищала Оля.
- Это называется не шарик, а яйца.
Мы не стали выяснять, почему: я видел, что Оле больно, и мне хотелось
закончить все поскорей.
- Хватит на первый раз, - наконец смилостивилась Марина.
Я выдернул пипирку – она была в крови.
- Ой… - сказал я.
Потом посмотрел и увидел, что край Олиной дырочки тоже окровавлен и
там виднеются какие-то разорванные лоскутки.
- А еще можно…- начала наша развратительница.
- Маринка, где тебя черти носят !!!!- раздался женский крик то ли из-за
забора, то ли с дальнего конца дикого пляжа. – Немедленно иди сюда!
- Ой, я побежала, - мгновенно переменилась Марина, натягивая трусы.
Мы с Олей смотрели на нее.
- Маме-папе ни слова, - сказала она уже на бегу. – Убьют !
Это мы и сами понимали.
- Больно тебе ? – спросил я, когда мы остались одни
- Не очень, - сказала Оля. – Тебе надо кровь с пипирки смыть.
- Тебе тоже из….
Я не знал, как поименовать эту ее дырочку. Оля кивнула.
- Что маме скажем, если она заметит ? – типично по-мужски, уже почти
раскаявшись в необдуманном поступке, спросил я.
- Скажем, что села писать в кустах и напоролась на сучок, – с
неистребимой женской хитростью ответила сестра.
Вот так в возрасте шести лет моя сестра сделалась женщиной, а я
мужчиной, а вместе нас стоило назвать любовниками.
Рыжая Марина – которую мы не видели ни до ни после – произвела
перемену, которая повлияла на всю дальнейшую жизнь.

[Sarikov]

11

       В одном Марина оказалась не права. Вернее, не вполне точна: видимо, ее
дефлорировали в обычных условиях. Здесь же из-за морской воды крошечный надрыв заживал не три дня, а больше недели.
       Оля – за что я ценил свою сестру – сумела все скрыть от мамы, не
пищала и не жаловалась. Но то и дело просила посмотреть – не зажило ли у нее там, и нельзя ли наконец поиграть в пипирку – такое выражение она придумала взамен непонятного слова. А пока надорванное место заживало, она не теряла времени. Мы уже не занимались ерундой вроде фонтанов. Мы заползали в кусты и Оля упражнялась в сосании пипирки.
       Процесс ей понравился сразу; она сказала, что пипирка приятна не вкус
и во рту похожа на резиновый шарик. Я мечтал ответить Оле тем же, как только заживет ранка.
       Наконец у Оли все прошло, мы отметили это одним прекрасным утром и
сразу полезли на ту сторону забора.
       Где быстро и бесчувственно проделали все показанные упражнения.
       Я от игры чувствовал только забаву. Но Оле, кажется, раздражение
половых органов было уже приятно.
       Потом мы нашли еще один забавный вариант: я лежал на спине, Оля
сидела на пипирке и писала на меня. Ощущение горячей мочи, льющейся на живот, затекающей между телами, доставляло удовольствие. Правда, этот фокус был приемлем только на море, где всегда можно ополоснуться.

12

       Непристойная забава – как и следовало ожидать – продолжилась дома.
       Мы с Олей играли в пипирку обычно ночью, без слов. Или когда бабушка
уходила в магазин. Мы понимали, что заниматься таким делом, когда бабушка дома, невероятно опасно. Ведь повторяя южный опыт, играли мы голыми; так казалось интереснее. Хотя в шесть лет игра была бессмысленна, но мы внешне делали все так, как предстояло осознанно творить потом. При бабушке – то есть когда она что-то делала в другом конце квартиры - мы занимались тем, что являлось имитацией орального секса.
       Оля страшно полюбила сосать пипирку, при этом одна рука ее всегда
находилась между ног. Я однажды спросил, что и зачем Оля там делает.
       Она показала: введя один палец в расширенную дырочку, она ладошкой
терла свой пирожок, и на вершинке проступала набухшая красная точка.
- Но зачем ты лазишь туда пальчиком и зачем трешь? – уточнил я.
- Это приятно, - лаконично ответила Оля.
- Как – приятно ?
       Я не представлял себе, как эти органы могут давать что-то приятное. Приятно почесать нос, если чешется, приятно пописать, когда очень хочется. Но тереть это место и получать удовольствие? Я не мог себе представить.
- Не знаю, - просто призналась Оля. – Приятно и все. Тепло.
Она так и не смогла мне объяснить своих ощущений. Но, наверное – говоря
языком взрослого – это было начало мастурбации, потому что сестра часто предавалась этому занятию. Как любящий брат я предложил ей помощь. Но Оля сказала, что сама она лучше умеет сделать себе приятно.
       Я не стал придавать значения этому непонятному факту.
       Но, видимо, Оля раздражала себя не зря.
       
13

       Потому что результат деятельности в конце концов удивил обоих.
       Я не помню, когда это произошло. Кажется, через год после того, как мы начали. Может, даже позже. Нет, пожалуй, все-таки не позже. Мы еще не ходили в школу. И, кажется, случилось это в конце лета, после возвращения с привычного моря – где мы с усердием предавались любимой игре и где Оля сладко мочилась на меня средь песков дикого пляжа.
       Все заметил я.
       Ведь временами мы занимались подобием взаимного ручного возбуждения: Оля дергала мне пипирку и мяла яйца – мы теперь называли мой шарик яйцами, хотя понятия не имели, почему – а я гладил ее промежность, не разбирая органов. И вот однажды, когда мы увлеклись не на шутку: Оля надраила мне пипирку до каменного состояния, но бабушка была дома и играть мы не могли – я случайно засунул в нее палец и ощутил влагу.
- Ты что, описалась ? – тут же спросил я.
Вопрос не был праздным. Описаться в комнате грозило нагоняем.
- Ничего я не описалась, - возразила Оля.
- А почему у тебя там мокро?
- Как мокро ?
- Вот, смотри !
Я вынул палец Он был влажным. Но мочой не пах. Оля посмотрела палец
недоверчиво. Потом сама залезла в себя, понюхала и даже облизала.
- Вкусно ? – спросил я.
- Ага, – ответила сестра.
Тогда я лег на живот, раздвинул ей ноги и попробовал на язык. Мне
удалось высосать из Оли капельку. Она невыносимо пахла моей сестрой.
       Теперь, играя, мы добивались выделения этой влаги. Вскоре она стала появляться всякий раз, когда Оля долго раздражала себя сама. Сестра говорила, что чем больше влаги выделялось, тем приятнее оказывалась ласка.
       Кроме того, как только Оля стала выделять смазку, нам стало легче играть: отпала необходимость безмерно слюнить пипирку перед введением.

14

       А время текло – вернее оно бежало вприпрыжку впереди нас.
       Мы пошли в школу. Событие, которое для многих оборачивалось шоком,
миновало нас незаметно. Ведь мы пошли вдвоем с Олей в один класс и сели за одну парту. Где, кстати, и просидели все десять лет.
       И кроме того, школа не отняла у нас игры в пипирку. Несмотря на
уменьшившееся количество свободного времени, мы отдавались ей при всякой возможности. Родители, как и положено на данном этапе, расселили нас из детской, благо величина квартиры позволяла выделить каждому из нас собственную комнату. Но это, конечно, ничему не мешало.
       Хотя мой организм по-прежнему реагировал на все очень медленно. Оля
давно научилась выделять смазку, а моя пипирка оставалась сухой. И нам потребовался еще целый год игры, чтобы ситуация изменилась.
       Толчком к моим переменам послужила сущая мелочь.
       Пойдя в школу, мы впервые оказались в толпе детей. В частности, вокруг
меня возникло большое количество незнакомых девочек.
       Разумеется, моя сестра не могла считаться писаной красавицей; я видел
более нежные лица, более крупные глаза, более волнующие черты. Но все шло мимо, ведь посторонние девочки оставались посторонними, а Оля была партнершей по игре – и хотя до взрослого понимания этого факта оставалось много времени, но я уже чувствовал нечто, лишающее меня самой потребности замечать других девочек.
       Кроме того, последствия игры удивительным образом отразились на
Олиной внешности, причем еще до начала гормональных изменений. Став взрослым, я понял, что ширина женских бедер в значительной мере определяется не родами, а интенсивностью половой жизни и сроком ее начала: «растраханная» женщина всегда отличается фигурой.
       На физкультуре я отмечал, что моя Оля не похожа на сверстниц. Все
девчонки еще оставались ровными, как кубышки, а у Оли уже наметилась талия благодаря оформившимся бедрам: три года игры в возрасте, когда кости таза чрезвычайно подвижны, дали свои плоды.
       Говоря современным языком, моя второклассница сестра имела фигуру
хорошо растраханной женщины.
       Достоинства эти открылись мне случайно. Однажды, когда мы,
пользуясь часом бесконтрольности, занимались игрой, Оля приняла какую-то выразительную позу, и я вдруг увидел, насколько хороша моя голая сестричка. Насколько красиво ее оформившееся тело.
       Оля сидела на корточках, работая над пипиркой, а я незнакомо
наслаждался видом ее разведенных коленок.
- Ты что, описался ? – остановившись, вдруг спросила сестра.
- С чего ты взяла ? – ответил я. – Даже и не думал.
- А это что?
Она выдавила из меня прозрачную каплю, которая растянулась в нить.
- Разве это письки ? – возразил я.
«Письками» у нас именовалась моча.
- Пахнет не так, - согласилась Оля. – Вообще не пахнет.
Мы не ничего поняли; ведь пипирка предназначалась писания. И решили,
что я все-таки описался, только необычной, бесцветной тягучей мочой.
       После этого смазка стала выделяться всегда. А я начал получать удовольствие от рук Оли – и понял, о чем когда-то говорила она сама.

15

       Играя, мы не пренебрегали мелочами, которым обучила Марина.
       Мы целовались, раздражали друг другу соски.
       Правда, вначале даже от поцелуев удовольствия не получали. И, пытаясь
понять взрослую игру, придумали свой метод: один из нас брал в рот шоколадную конфетку, и поцелуй заключался в том, чтобы получить друг от друга побольше сладости. Но по мере развития игра стала давать внезапные проблески удовольствия. Нам вдруг ни с того, ни с сего понравилось целоваться. Просто так, без конфет и даже одетыми – нас никто не учил, мы проделывали массу других вещей, до которых дошли сами.
       И однажды во время поцелуев у меня вдруг затвердела пипирка. Я
поделился событием, Оля проверила и сообщила, что у нее там тоже влажно.
       Далее мы перешли к удовольствию взаимного осязания. Тело Оли еще не
имело ничего женского кроме бедер, но ласки были приятно обоим.
       Затем мы обнаружили что большие Олины соски, еще недавно плоские,
выделили круглые шишечки. Прикосновение к которым оказывалось приятным. И особое удовольствие Оля испытывала, когда я их сосал.
       Умей мы по-взрослому выражать мысли, то сказали бы, что игра в
пипирку начинает приносить комплексное удовольствие.
       Умных слов мы не знали, зато применяли появляющиеся знания.
       И гоняя внутри Оли ничего не ощущающую пипирку, я нежно гладил ее
бедра и колени, по очереди целовал соски. Шишечки которых твердели и темнели. А сама Оля шептала, что ей очень хорошо и даже слегка изгибалась. И если я лежал на ней, то приподнимала меня своим телом.
       Разумеется, оргазма она не испытывала. Но – опять прибегая к взрослому
языку – раздражение эрогенных зон уже стало приносить сладострастные ощущения. Моя сестра развивалась быстрее, чем я. И растянутое удовольствие стала получать раньше.
       Тем более удивительным оказался факт, что взрослый результат игры
первым все-таки получил я.

[Sarikov]

16

До сих пор я вспоминаю тот день, как будто все происходило вчера. Ну в
крайности, позавчера. И за плечами у меня не прожитая почти до полной пустоты жизнь – а всего лишь первый ее шаг, обещающий главное впереди.
       Мы учились в третьем классе. К тому времени в семье произошли перемены: умерла бабушка, казавшаяся вечной. И мы с сестрой оказались предоставлены самим себе. Родители по-прежнему все время проводили на работе. Правда, сначала мама обеспокоилась и подумывала о том, не устроиться ли ей в другое место, чтобы полдня быть дома. Но мы с Олей, хоть и имели двадцать лет на двоих, представляли совершенно самостоятельных людей. С точки зрения родителей мы были идеальными детьми, поскольку никогда не бедокурили, оставаясь дома одни.
       Не бедокурили в обычном смысле слова; если б родители узнали, что всякую подходящую минуту мы отдаем игре в пипирку, которую уже почти без натяжки можно было назвать сексом – они поседели бы в один миг. Но они жили в неведении и продолжали радоваться беспроблемным детям. Ведь максимум, что требовалось от мамы – что-то приготовить, чтобы мы могли перекусить после школы и дождаться родителей к ужину.
       Смысл игры открылся в день, когда нас с Олей приняли в пионеры.
       Сейчас принято огульно хаять все традиции моего детства и представлять так, будто сами участники воспринимали происходящее как клоунаду. На самом деле все было иначе. Ритуалы прежней идеологической системы не только подавляли, но и завораживали. И если может показаться, что мы с Олей были сексуальными маньяками, равнодушными ко всему прочему, то это далеко от истины. Да, у нас имелось запретное увлечение, которое опережало наше развитие. Но во всем остальном мы оставались обычными детьми. И процедура принятия в пионеры – с речами, ревом горнов и барабанной дробью – произвела на нас глубокое впечатление.
       Много позже я узнал, что любое сильное возбуждение у нормального человека стремится найти выход в сексе.
       Тогда мы, разумеется, понятия о том не имели, но придя домой, сразу начали раздеваться. Помню, стояла весна и на нас были заранее купленные родителями новенькие парадные пионерские формы с белыми рубашками. А на Оле, кроме того - снежно-белые гольфики. Я попросил их не снимать: во мне шевелилось нечто новое, я смотрел сестру и возбуждался ее видом, и гольфики на голом теле так контрастировали с ее крупными сосками и заметной бороздкой под животом, что пипирка начала твердеть сама по себе.
       А потом, когда мы легли играть, я сразу почувствовал новые ощущения. Каждое движение пипирки стало посылать толчки незнакомого удовольствия. Причем очень сильного. И уже не по привычке, а вполне осознанно я начал шарить руками по ее мягкому телу. Хватал то место, где предстояло появиться грудям. Тискал ее небольшую, но уже раздавшуюся задницу, инстинктивно сводя ягодицы, чтобы сильнее обжать свою изнывающую от чего-то пипирку.
       Я наслаждался телом сестры, как никогда. Оля, конечно, это заметила.
- Олег, ты что ? – с интересом спросила она, переводя дух.
Ведь игра всегда оборачивалась минутами безрезультатных фрикций.
- А… что ? – перепросил я.
- У тебя сегодня пипирка, как железная.
- Тебе больно ? – сразу обеспокоился я.
- Нет, наоборот. Приятно. И вообще как-то очень влажно и внутри…
Я тоже отметил, что пипирка скользит с особенной, сладкой легкостью.
- И ты сам какой-то…
- Какой ?
- Не знаю. Но не такой, как обычно.
- Я…
Я не успел ни договорить, ни что-то объяснить.
Потому что ощутил, как на кончике рождается странное онемение, и
каждый взмах пипирки пробивает меня таким удовольствием, что вдруг стал понятным истинный смысл слова «наслаждение».
- Оль… - прохрипел я между ударами. – Сегодня как-то…
Наслаждение нарастало, оно захватило меня всего; мне хотелось осязать
Олю сильнее возможного. Сдавив пальцами соски, я вжался в ее губы. Удивленная сестра отвечала энергично, хотя и не понимала, что к чему.
Наслаждение, бегущее от пипирки по телу, нарастало до невыносимого
уровня. И вдруг я понял, что сейчас, кажется, описаюсь. Написаю прямо в Олю. Сам факт не был из ряда вон выходящим: у моря сестра просто писала на меня. Но сейчас мы играли на ее чистой кровати. И, конечно, мне стоило выдернуть пипирку, сбегать в туалет, потом вернуться и продолжить.
       Но я не мог этого сделать, потому что тело не слушалось желаний. Хотелось одного: забить пипирку еще глубже, войти в сестру до макушки и, закрыв глаза, умереть от восторга.
       Описался я как-то странно: пипирка начала действовать без моего участия. Не струей, а резкими быстрыми толчками, которые я не мог остановить. И что самое удивительное - с каждым толчком я ощущал прилив наслаждения. Я уже не думал о том, что делать с постелью. Я писал и писал в сестру, а потом удовольствие медленно пошло на убыль. После последней струйки в моем теле блуждало сладкое, незнакомое облегчение.
       Отпустив намятые соски, я пластом лег на сестру.
- Олег, что с тобой ? – спросила Оля.
- Ничего… Просто… Просто, я, кажется, в тебя написал.

17

       Позже, анализируя этот день – знаменательнейший день превращения в
мужчину – и сравнивая со стандартным процессом сексуального развития, и приходил к выводу, что наша игра отразилась на периодах моей жизни.
       Потому что обычный мальчик проходит несколько этапов. Сначала
возникает беспричинная эрекция по утрам. Потом явление ассоциируется с противоположным полом. Организм начинает вырабатывать продукт, и для снятия напряжения шлет эротические сны содержания, во время которых яйца облегчаются поллюцией. Затем, поняв, что выброс клейкой жидкости связан с женщиной, подросток приступает к онанизму. Это легчайший путь к наслаждению, на стадии онанизма многие застревают годами. Особенно во времена моего отрочества; условий для нормальной половой жизни не существовало. Нескончаемыми вариациями, сопровождаемыми фантазиями, подростки доводили себя до такого состояния, что при первой встрече с реальной партнершей оказывались бессильными, а чаще всего от перевозбуждения сразу спускали на тело.
       Такой путь полового взросления, заданный социальными условиями,
кажется мне не самым лучшим. Истинно нормальным я все-таки считаю наш с Олей вариант: постепенное вхождение в секс сразу с партнершей. Первый, самый ошеломительный оргазм я испытал в реальной ситуации. Я вообще никогда в жизни не занимался онанизмом, не имея на то потребности.
       Мы с Олей совершили биологический путь, более свойственный
животным, а не человеку. Запретный и порицаемый во все века.
       Хотя жизнь показала, что он не принес нам ничего кроме пользы.

18

- Не шевелись, - спокойно приказала по-женски мудрая сестра. – Сейчас я
юбку подпихну, ее можно быстро постирать. Потом ты меня приподнимешь и я суну под попу подушку, чтобы не полилось сразу, как только вынешь.
Факт того, что я написал в сестру, ее не напугал; главное было не оставить
следов. Оля ловко подцепила со стула синюю пионерскую юбку и протащила под нами. Но когда я приподнял ее бедра, пипирка выскользнула.
- Ой ! – пискнула Оля. – Сейчас польется, придется все белье стирать.
Но из сестры ничего не полилось. Только запахло чем-то незнакомым.
- Ты точно в меня написал ? - усомнилась Оля.
- Точнее некуда, – ответил я. – Я же чувствовал. В несколько приемов.
Сестра сунула в себя палец.
- На письки совсем непохоже, – сделала вывод она.
В нашем лексиконе все еще действовали милые детские слова.
- Пахнет по-другому. И вообще. Оно липкое, как клей…
Я сжал в кулаке кончик пипирки. Показалась мутная беловатая капля.
- Хм, - сказала сестра, уловив новизну момента. – Это вообще не письки.
Это что-то совсем новое. И вообще сегодня все было по-новому.
Вид ее, озабоченно сидящей в белых гольфиках на разведенных ногах,
между которыми я испытал невероятное наслаждение, ударил по глазам.
- Слушай, я еще раз хочу сыграть, - сказал я.
И не дожидаясь согласия сестры – в котором не сомневался – запустил в
нее пипирку. И теперь уже со знанием сделал все вторично.
- Опять написал, - сказал я, выплеснув порцию и отдышавшись.
- Слушай, а сейчас мне так приятно было, - отметила Оля. – Когда ты там
скользил по этим липким скользким писькам… А тебе?
- А мне… - я сообразил, что даже не успел поделиться с сестрой новыми
ощущениями. – Мне сегодня вообще не знаю как. Когда я в тебя писаю… то есть перед тем, как написать, мне становится так хорошо, что дух вон.
- А как именно ? – уточнила любопытная сестра.
- Как… Не могу объяснить. Просто пипирке становится хорошо-хорошо,
и я сам почти теряю сознание. Вот, наверное, для чего играют взрослые.
       Оля слушала с завороженным лицом.
- Знаешь, - эти слова теперь кажутся необоснованно прозорливыми. –
Наверное, ты тоже скоро почувствуешь то же самое и не надо объяснять.
- Но как я почувствую ? Для этого пипирка нужна. А у меня ее нет.
- Для этого нужны моя пипирка и твоя… дырочка, - сказал я вторые
умные слова. – Вместе они все и дают, теперь я догадался.
       Оля пожала плечиками; кажется, она мне не очень верила.
- Давай еще попробуем, - предложил я. – Может, и ты это почувствуешь.
       Мы попробовали. Я испытал третью порцию наслаждения. Оле было
не более приятно, чем всегда. Мы попробовали еще. Потом еще. И еще.
       Почти не прерываясь, мы сыграли в пипирку семь раз подряд. Из Оли лилось ручьем, и юбку пришлось стирать – родителям сказали, что облили ее супом в столовой. Но сестра ничего особенного не почувствовала.
       Но я уже не сомневался, что и у Оли все впереди. Слегка потный и невероятно счастливый, я ей так и пообещал.
       С этого дня, вернувшись из школы, мы играли яростно, пока пипирка не отказывалась твердеть. Через две недели – всего через две недели, - Оля испытала оргазм. Со стонами, вздохами, страшно напугавшим меня пронзительным криком и последующим полуобморочным состоянием.
       Потом это повторялось и уже не пугало. Моя сестра стала женщиной, не сделавшись еще – по медицинской терминологии – девушкой.
       В возрасте десяти лет мы завершили свое половое развитие. И наша игра в пипирку стала полноценным сексом.
       
19

       Здесь можно завершить рассказ. Я описал подъем на вершину,
дальнейшее полностью ясно.
       Остаток детства, отрочество, юность и начало молодости – около
двадцати лет – мы прожили с Олей в «гражданском браке». Подобно императору Калигуле, я обладал родной сестрой и не желал ничего большего. Равно как и Оля: мы оказались идеальными партнерами.
       Но все-таки точку ставить рано.
       Стоит хотя бы коротко описать, как протекала наша жизнь.
       И вспомнить некоторые особо приятные моменты.

[Sarikov]

20

       Оставшиеся до конца учебного года месяцы прошли в красном
сексуальном угаре. После уроков мы бежали домой, поспешно раздевались и трахались, трахались, трахались: я употребляю современное слово, поскольку «игра» не выражает той глубины плотского наслаждения, на которую мы погрузились. Трахались до изнеможения. Потом отдыхали в мокрой от спермы постели: хитренькая Оля сумела заначить одну простыню, которую мы стелили себе каждый день. Отдохнув, трахались опять.
       Временами мне казалось, что нами найден новый способ наслаждения, до которого еще никто не додумался: рассказы полузабытой Марины ушли на второй план. Для чего, кроме удовольствия, это происходит, мы не знали. Поскольку в те годы узнать что-то о сексе было практически невозможным.
       А потом настало лето, и перед традиционной поездкой на море родители,
которые еще не ушли в отпуск, отправили нас с сестрой в пионерский лагерь, благо наш возраст это уже позволял. И вот там мы получили все сведения.
       Оля втерлась в компанию девиц из старшего отряда – здоровенных дылд,
носивших лифчики и мало отличавшихся от воспитательниц. А там определила самую опытную. И, поняв, что девица все знает, призналась ей, что и она, несмотря на возраст, уже делала это с одним мальчишкой – скрыв, разумеется, детали – но не знает, для чего все и что из этого может быть.
       Девица сказала, что пока Оля не кровит – так обозначалась менструация – можно трахаться до посинения. Но потом надо остерегаться, поскольку от этого возникают дети. Известие нас не шокировало. Я давно подозревал, что в природе ничего не бывает просто так, а за удовольствия надо платить.
       Однако пока все оставалось безоблачным и мы продолжали упражнения – хотя в лагере для этого приходилось тщательно выбирать время и место.
       Опытная девица подружилась наивной на вид сестрой. Подружилась настолько, что они обменялись телефонами и по возвращении в город та дала почитать неимоверно дефицитную книжку о сексе. Откуда мы узнали, что брату и сестре категорически запрещено быть близкими. Но мы уже настолько привыкли к игре, что не мыслили без нее жизни.
       Когда – раньше срока, в середине четвертого класса – у Оли начались менструации, мы уже знали необходимые меры. Девица помогла Оле до конца: она снабжала сестру противозачаточными таблетками. В тогдашнем СССР проблема предохранения не решалась; даже топорные презервативы в аптеках были не всегда, да нам бы их и не продали. А заграничные таблетки нужно было доставать. За достаточно большие деньги, которые у нас имелись, поскольку родители стали давать нам на карманные расходы, а мы берегли средства. Ведь игра в пипирку стоила всего прочего.
       Не знаю, что помогло нам: заграничные таблетки или счастливая судьба – но наши бесконтрольные занятия сексом катастрофой не обернулись.
       
21

Отмечая, сколь запретной всегда считалась ранняя половая жизнь, я
осознаю, что нам с Олей она пошла только на пользу.
       После первой порции вброшенного семени в нас начались гормональные изменения. И мы оба избежали страшного бича подростков: прыщей, которые преследовали не только мальчишек. Через некоторое время у Оли начали расти груди – причем процесс пошел еще до начала менструаций.
       Я сразу понял, что женская грудь – вещь по-своему универсальная. То, что Оля любит ласку сосков, выяснилось давно. Но оказалось, что едва наметившиеся бугорки молочных желез несут наслаждение и мне: стоило взяться за них во время игры, как ощущения усиливались. И получалось, что пипирка моя взаимодействует с Олиным отверстием, а руки – с ее грудями.
       Мы взрослели быстро. Оволосели наши лобки, прибавив осязательного удовольствия, тело Оли становилось все более женским. Росли и наши половые органы, оставаясь по-прежнему идеально притертыми друг к другу
       Разумеется, мы скрывали свои познания от одноклассников, но с каким же сочувствием я слушал, кивая горячечные рассказы об онанизме и мечты о женщинах, перемежаемые догадками о тайне, спрятанной у них между ног.
       Думаю, что в нынешние времена наша с Олей интимная жизнь прекратилась бы – или неимоверно осложнилась – после первого визита к гинекологу, где выяснилась бы ее недевственность. Но в те дни детской гинекологии не существовало, и нам ничто не грозило.
       Даже жизнь в разных комнатах не мешала нам досыта заниматься сексом каждый день после школы. А когда на правах старших мы стали учиться во вторую смену, наступил истинный сексуальный рай.
       Мы вставали по утрам, умывались и одевались, завтракали с родителями, пережидали некоторое время после их ухода – после чего раздевались обратно и трахались несколько часов, пока не наставало время идти в школу.

22

Сексуальный рай…
Именно так стоило назвать первую половину жизни. Поскольку наши
желания не имели преград. И мы наслаждались близостью как никто другой.
       Нам ничто не мешало; мы избежали даже губительную пору школьных влюбленностей. На мой взгляд, вся эта воспетая классиками «первая любовь» есть не что иное, как задавленный обстоятельствами повод для проявления сексуального интереса. Нам ничего не требовалось: мы все имели и так.
       Оля любила наблюдать процесс выброса семени, она испытывала восторг всякий раз от первой неожиданной струи. Когда развившиеся груди позволили тискать их и возбуждаться всерьез, она часто доводила меня руками, а потом завороженно смотрела, как на нее брызжут белые неуправляемые потоки. Порой, доставляя ей удовольствие, я сам выдергивал пипирку на секунду раньше, предоставив сестре парой прикосновений вызвать фонтан на грудь. Конечно, сам я любил кончать нормальным образом, но в угоду сестре готов был жертвовать удовольствием, ведь спермы во мне хватало.
       Мама у нас имела приличный бюст. Благодаря ранним упражнениям, в развитии молочных желез Оля ее превзошла. Десятиклассницей она выглядела как вполне развившаяся женщина. Когда я расстегивал на ней лифчик, груди опускались почти до пупка. Хотя и оставались по-девичьи упругими. В одно время мы часто занимались сексом в ванне. Помня законы физики, мы сначала садились, соединившись половыми органами, а потом напускали воды до уровня, безопасного с точки зрения риска затопить соседей. Олины длинные груди плавали передо мной, погрузившись ровно до половины сосков. А я трахал ее и кончал, и она кончала попеременно, и сперма белыми лентами выходила из ее влагалища, и, поднявшись, пузырьками ложилась на поверхность. Потом мы сидели среди этой естественной пены и даже мыли ею друг друга.
       Это в самом деле была райская жизнь. Хоть и абсолютно тайная.
       А родители не могли нарадоваться: мы не приносили им проблем. Учились мы отлично и оба закончили школу с золотой медалью. Хотя никто кроме нас не знал неимоверно простой тому причины: в старших классах все были озабочены межполовыми отношениями, а нас эта тема не касалась. Мы не посещали домашние вечерники, не таскались с компаниями, не гуляли допоздна. Для нас целью было быстро сделать уроки и освободить время для игры.
       Вспоминая те дни, я думаю, что не каждый восточный правитель, владелец роскошного гарема, обладал моими возможностями.
       Испытав желание совершить половой акт, я мог сделать это немедленно. Если даже сестра лежала на животе и что-то читала – неважно, учебник или книжку – я задирал юбку и отодвигал трусики. А через пару минут, пошлепав ее яйцами, спускал и отходил, довольный жизнью. Если же хотела она, то просто подходила и молча выуживала из штанов мой орган. Через несколько секунд я был готов на все.
       Постепенно мы придали нашему сексу оттенок почти семейной жизни. Мама выписывала журнал «Здоровье», который время от времени пугал читателей венерическими заболеваниями и прочими половыми ужасами. И вот однажды, начитавшись журнала, мы с сестрой поклялись, что не будем трахаться ни с кем посторонним до брака. Да, именно так: ее замужество и моя женитьба виделись естественными рубежами жизни. Но до тех пор мы должны были принадлежать только друг другу.
       Хорошо помню день – точнее, вечер нашей клятвы. Родители ушли в театр и мы, бросив простыню поверх покрывала, нежились на их широкой кровати. Мы лежали, еще не соединясь. Я нежно ласкал ее огромные молочные железы, попеременно надавливая большими пальцами кнопки твердых сосков, она мучительно теребила мой половой орган, готовый лопнуть. Эти последние секунды перед броском в бездну казались самыми сладкими и так прекрасно подошли для того, чтобы произнести взаимную клятву. После которой я вдруг подумал, что проклятые законы не позволят нам сделать лучшее из возможного: просто жениться друг на друге.
       Клятву мы сдержали.
       Институты мы выбрали разные: я пошел в авиационный, сестра – на филфак университета. Обладая невероятно привлекательной фигурой, Оля всегда была в центре внимания парней. Она иногда ходила на вечеринки, танцевала и позволяла оказывать себе знаки внимания. Конкретно – давала всласть пощупать свою грудь, после чего твердо говорила «хватит».
       А потом, лежа со мной и нежась от ласки, со смехом рассказывала о своих кавалерах. Равно как и я о своих девицах.

23

Вот так и прошла лучшая часть нашей жизни.
После института, уловив волну начинающихся перемен, сестра удачно
вышла замуж в Америку, где проживает до сих пор, родив троих сыновей.
       Я тоже женился; правда по нынешним российским временам количество детей ограничилось одним, что не мешает мне быть дедушкой.
       Мне могут не поверить, но за годы супружества я ни разу не изменил жене. У меня имелись всего две женщины: сестра в детстве и жена в жизни.
       Честно говоря, такую верность я сохранил не по убеждениям, а просто потому, что не испытывал потребности в изменах на стороне.
       Всему есть свое время и время каждой вещи под небом, как сказано в писании.
       И секс должен составлять основу жизни в том возрасте, когда он первостепенен.
       Говоря простым языком, я натрахался с сестрой до такой удовлетворенности, что потом не имел потребности в излишних желаниях.
       Тем более, в последние годы желания вообще стали сходить на нет.
       И я рад, что успел реализовать их именно тогда, когда это было нужно.
       И именно с тем существом, с которым все прошло лучшим образом, несмотря на то, что такая связь запрещена законами любого общества.
       Но об этом никто не узнал и от этого никто не пострадал.
       Поэтому сейчас, по прошествии лет, можно считать, будто ничего подобного и не было вовсе.

* * *

       Визит сестры из Америки оказался неожиданным, хотя она собиралась
навестить нас давно.
       Она прилетела одна – видимо, уровень ее жизни не позволял захватить
хотя бы мужа.
       В аэропорту я ее едва не пропустил. Долго шарил глазами в толпе идущих
с московского рейса, пока она сама меня не окликнула.
В самом деле, это была моя сестра, моя Оля – и в то же время совершенно
другая женщина.
       Разумеется, двадцать с лишним лет не прошли в полной изоляции. Мы
перезванивались, посылали друг другу фотографии, что с появлением интернета сделалось вообще простым делом. Однако на снимках сестра не казалась особо изменившейся.
       Но сейчас передо мной стояла типичная американка – с абсолютно
льняными волосами, раскиданными по веснушчатым плечам. А под каждой ее молочной железой я мог спрятаться целиком.
       К тому же говорила Оля с заметным акцентом, хотя и писала, что дома в равной мере используются оба языка.
       В общем, это была одновременно бесконечно родная и абсолютно чужая женщина.
       Ради встречи я взял на работе небольшой отпуск.
       Мы поехали к нам; жена должна была вернуться с работы вечером.
       Разумеется, мы жили в другой квартире; родители успели умереть, а старую большую мы разменяли, отдав лучшую часть замужней дочери. Вечером ожидалось и ее семейство.
       Но сейчас мы сидели вдвоем - по русской привычке на кухне - и вели легкий пустой разговор.
       Я задавал сестре глупые вопросы, чтобы получить ответы, которые знал и без нее; она делала примерно тоже.
       Чтоб стало легче, я предложил выпить и вытащил из холодильника водку.
       Сестра возразила, она специально для меня купила в беспошлинном магазине виски, и мы распечатали квадратную бутылку. Виски я никогда не любил, но спиртное растопило стену, и сидящая через стол женщина уже не казалась столь чужой.
       И все-таки, глядя на сестру, я вдруг почувствовал себя старым. Хотя она выглядела моложе своих лет, а мы были близнецами. Но что-то грустное витало в воздухе. Да и темы для разговора иссякли.
       Я знал, что потом, когда соберутся остальные, когда завтра и послезавтра мы прокатимся по городу, то снова станем ближе друг к другу.
       Но первые часы просто убивали своим отчуждением.
       Выпив виски, сестра изъявила желание осмотреть мою квартиру.
       Она была двухкомнатной, но очень маленькой; впрочем, нам с женой хватало вполне.
       Пройдя по коридорчику, сестра заглянула в гостиную – где стоял стандартный плоский телевизор, потом прошла в спальню.
       Больше показывать было нечего. А сестра все смотрела вокруг себя – представляю, насколько ей, живущей хоть и в по-американски картонном, но все-таки большом доме на зеленом участке, было дико, грустно и чуждо наблюдать эти бетонные стены, куда оказалась затиснутой моя жизнь.
       И в то же время я ощущал, как в ней начинает шевелиться какая-то память.
       Что не все умерло в этой благополучной американке, что осталось нечто и от моей старой, навеки ушедшей близняшки Оли.
- А не сыграть ли нам в пипирку ? – сказал я.
Сказал просто так, ничего не имея в виду. Брякнул в шутку, не зная, чем
еще вызвать что-нибудь далекое, детское, родное, когда-то объединявшее нас.
- Почему бы нет ? – неожиданно серьезно ответила сестра.
И принялась расстегивать блузку на своей необъятной груди.

                       Конец

Прошу Вас господа:оставляйте отзывы и повышайте карму если понравится.

[Wet-wet]

Продвинутые дети . Но честно говоря просто поразительно как у них все благополучно и без проблем произошло.

[sex21sex]

Это враньё какое-то, ну какой там секс в третьем классе. Ага, так и поверил. Бред напридумывают и все верить должны 
В целом весёлый рассказик.  Сочинение блин.

[Sarikov]

Это враньё какое-то, ну какой там секс в третьем классе. Ага, так и поверил. Бред напридумывают и все верить должны 
В целом весёлый рассказик.  Сочинение блин.

А ко сказал что это правда?Это фантазии автора...Я тебя не понял-это бред или весёлый рассказик?Определись...
На мой взгляд один из лучших...

[bezim]

это может быть. +.

[Sarikov]

это может быть.

Вот!Умный человек сразу понял...Благодарю!

[bezim]

это может быть.

Вот!Умный человек сразу понял...Благодарю!

+? (шучу).

[marolts]

Я до сих пор не знаю, способна ли девочка мастурбировать в четыре года. Вряд ли, конечно, в таком возрасте возможно сексуальное удовольствие. Но я где-то читал, что даже очень маленькие дети любят теребить себе половые органы – значит что-то приятное том есть.
.... способна  : .... заявляю авторитетно 

Мне понравилось (+)

[olivka60]

  веселенькие фантазии. А впрочем, бывают все же люди, сексуальные с раннего детства, это в крови что-ли.

[Sarikov]

веселенькие фантазии. А впрочем, бывают все же люди, сексуальные с раннего детства, это в крови что-ли.

Конечно Оливочка...это фантазии...Но бывают люди,которые сексуальны с самого детства,я помню,что в 3-4 годика у меня писюн стоял,масенький такой,но твердый...и мама всегда говорила,когда это видела:"Сынок,ты писять хочешь?" Но я писять не хотел Я другого чего то хотел,а чего,не понимал.

[VladMM]

Да, это точно, уже в 3-4 года могут быть какие-то томления и желания с сердцебиением...
Мой автобиографический набросок, там подробно рассказано, как эти чувства могут выглядеть, и откуда они берутся подчас:
http://pornoslon.ru/index.php?topic=44097.0

[Sarikov]

Почитал...интересно

[Marinw]

Прочла с большим интересом. Хорошо написал. И тема и язык повествования простой и в то же время гладкий.
Не понравились некоторые комментарии. В 4 года не помню, а в 5 уже точно играла с мальчишками в "доктора".
Мне было лет 12, когда мне показали брата и сестру (двойняшек), которые жили два дома от нас. Им было лет 10-11 и одноклассница сказала, что они уже давно спят как взрослые люди. И от суд-медзкспертов знаю случаи, когда девочки 8-9 лет жили с более сташими мальчиками. Так что не правы те, кто считает, что такое быть не может.
Спасибо за хорошее произведение.
Где остальные?

[IVeta]

/

[Sarikov]

Вполне может быть, только заправить в шесть лет, мне кажется проблематичным.

Здесь все зависит от конкретного ребенка...у меня например я точно помню,что когда пошел в первый класс уже стоял торчком.А были ребята,у которых и в 8-9 не было стояка.Объясняется это многими обстоятельствами,можно защищать дессертацию по этому вопросу...